Москва. Федеральный









Бесконечные лобстеры Уоллеса

История самого загадочного писателя эпохи






"Каким бы вялым ни был омар, пока вы несли его домой, обычно он начинает беспокоиться, когда его погружают в кипящую воду. Когда вы наклоняете контейнер, в котором он сидит, над пышущей паром кастрюлей, омар иногда пытается ухватиться за стенки контейнера или даже зацепиться клешнями за край кастрюли, словно падающий человек — за край крыши. И даже если вы закроете кастрюлю и отвернётесь, вы услышите стук и звон — это омар пытается сдвинуть крышку. Или мечется внутри, клешнями царапая стенки. Иными словами, омар ведёт себя так же, как вы или я, если нас бросить в кипящую воду (исключая тот очевидный факт, что он не может кричать)".

Д. Ф. Уоллес "Посмотрите на омара"

Вам может показаться, что это выдержка из кулинарной книги или цитата Гордона Рамзи. И действительно, этот отрывок можно найти в выпуске американского журнала Gourmet. Вот только любителей почитать о гастрономических новинках ждал сюрприз: вместо обзора на фестиваль омаров в штате Мэн — философское эссе от Дэвида Фостера Уоллеса.

Он умел превратить в повод для этических размышлений поедание членистоногих. Лечился от депрессии электрошоковыми сеансами. Time называл его «Бесконечную шутку» главной книгой новой американской литературы. Но если неподготовленный читатель откроет его работы, то внимания хватит всего на десять страниц.

Причудливый язык, шизофренические персонажи, немыслимо большие описания, будто взятые из учебников по физике. Казалось бы, зачем это вообще читать? Но книга расходилась миллионными тиражами, а толпы поклонников множатся до сих пор.

Жизнь Уоллеса — это борьба с зависимостями. От литературы до несчастной любви (обвинившей его в абьюзе, к тому же). Именно он придумал модную нынче «новую искренность», именно его считают отцом странного феномена метамодернизма. И всё равно на пике успеха и едва ли не в статусе «гуру», он повесился.

Жизнь Уоллеса — это ответ на вопрос о границах. Наших с вами: жизненных, литературных, моральных. Каких угодно. На первый взгляд, он ничем не отличался от обывателя, но создавал вещи, неподвластные воображению. И если мы поймём, что происходило с ним, то поймём, где мы сейчас и куда несётся уже наша эпоха. Во многом сформированная его книгами

Зависимость первая: литература

 

"Я хочу быть писателем даже больше, чем в 1985-м. Не думай, что я сдался отчаянию или выгорел. Нет, я клянусь. Я пишу ежедневно, по графику. Я снова стану писателем или умру пытаясь"

Д. Ф. Уоллес

Впрочем, начать, наверное, стоит немного издалека. Отец Дэвида был преподавателем философии, мать — профессор-англист. Именно этот биографический коктейль во многом определил и мировоззрение автора, и те темы, которые он раскрывал в своих произведениях. К письму он вышел из интеллектуального мира. 

Уоллес родился в 1962 году в Итаке (нет-нет, Одиссей ни при чём, эта Итака в Нью-Йорке). В 1985-м он закончил Амхерстский колледж, где сплелись сразу несколько интересов: философия, литература и английский язык.  

Уоллес защищает диплом по модальной логике под влиянием Витгенштейна. Мыслителя, заявившего, что всё вокруг нас — не больше, чем слова, «языковые игры». А после наш герой уходит в область концентрированного языка: в область литературы.

Тем более что новая художественная мысль, срощенная со смысловыми играми и несколько утрированным интеллектуализмом, ударила по впечатлительным мозгам. Биограф Уоллеса Д.Т. Макс писал, что для писателя прочтение книг Томаса Пинчона было тем, чем для Боба Дилана открытие Вуди Гатри. Переведём для непонимающих: было откровением.

Что такого было в Пинчоне? Например, в книге «Выкрикивается лот 49» речь идёт о тайной почтовой империи, чьи ящики замаскированы под мусорные баки. А потом оказывается, что вся эта история может быть галлюцинацией главной героини. 

В 1987 году он получает степень магистра изящной словесности (creative writing) в Аризонском университете. И в этом же году выходит его первый роман — «Метла системы». 

Бабушка главной героини «Метлы» — студентка Витгенштейна. А сама героиня не чувствует реальности и пытается понять, где грань между языковыми играми и настоящей ей и существует ли оно вообще, это настоящее. 

Уоллес признаётся, что на эту книгу его вдохновили слова девушки. Она заявила, что было бы интересно почувствовать себя персонажем произведения и посмотреть, в чём бы заключалась разница.

На этот вопрос — связи между тем, что можно описать и реальностью — Дэвид будет пытаться ответить и своими работами, и собственной жизнью. Он будет тщательно изучать границы языка и формы. Обнаружит в себе сомнения в существовании вообще какой-либо реальности. Будет бороться с собственными депрессиями, зависимостями и солипсизмом. Но проблема в том, что в этой войне нельзя выиграть.

Можно написать десятки тысяч страниц, но граница, которую ты хочешь перейти, будет только отодвигаться. Как с этим справиться? Мы переходим к следующему пункту. 

Зависимость вторая: вещества

"Образно говоря, желание — это сахар в человеческой пище"

Д. Ф. Уоллес

В 1989 году Дэвиду Фостеру Уоллесу исполнилось 27 лет. А персонал госпиталя МакЛин уже ставит его перед фактом: «Вы умрёте в 30, если не перестанете пить». 

Своему другу уже госпитализированный писатель иронически ответит: «Знаешь, они говорят мне, что я в депрессии. Угадай, что ещё они мне сказали? Что алкоголь — это депрессант». 

Оправдывать алкоголизм или наркотическую зависимость (а марихуану Уоллес обожал) метафизическими категориями — последнее дело.

Тем не менее факт: автор страдал от жесточайших приступов депрессии, несколько раз пытался покончить с собой, пил как не в себя и сглаживал свои проблемы курением травы. 

А после — пытался из себя это выдавить. Рехабы, электрошоковая терапия (самый радикальный способ заземления), общество анонимных алкоголиков. Культуру и методы последних он тщательно хроникировал для своих произведений. 

Но каждый раз приходилось сталкиваться со старой как мир истиной: это всё фикция. Взгляд Уоллеса на человека иногда можно назвать буддистским, а иногда — банальным экономическим. Желания, перерастающие в зависимости, неистребимы.

Просто кто-то торчит на философии, кто-то — на литературе, а кто-то — на никотине, «Ксанаксе» или бурбоне. 

Дэвид Фостер Уоллес торчал на всём сразу.

Успешны ли попытки их подавить? Отчасти. Но это всегда напряжённый и продолжающийся процесс, почти что репрессия самого себя. Не случайно анонимные алкоголики изображались писателем как авторитарный религиозный культ. Заучивание бессмысленных и пустых мантр, в которые ты вынужден заставить себя поверить. Рефлексия запрещена. 

И отсюда же вырастает буквально звериное желание найти этот островок объективной реальности. Последний оплот истины в болоте солипсизма.Из этой трагической мысли вырастает magnum opus — «Бесконечная шутка». 

Зависимость третья: женщина

"Он пытался купить пистолет. Пинал меня. Ночью забрался ко мне домой. Он следил за моим 5-летним сыном по пути из школы домой. Мне пришлось дважды сменить номер, а он всё равно его находил. Это продолжалось месяцами".

Мари Карр, поэтесса, возлюбленная Уоллеса

Эти слова Мари Карр написала в «Твиттере» в разгар компании #MeToo. Дэвиду повезло, что он не успел дожить.

Два автора начали встречаться ещё до расцвета собственных карьер. Тогда ещё не было написано главных произведений. Но очень скоро романтика переросла в манию.

Уоллес не смог справиться с одержимостью даже в этом. Мы помним, как рьяно он пытался испытывать свои границы во всём, за что взялся. К сожалению, женщина в этом ряду встала рядом с травой.

Гений преследовал её, бросался кофейными столиками, пытался выяснить что-то от пятилетнего сына Карр и вообще вёл себя как классический абьюзер.

Впрочем, до этого всё было нормально. Мари тоже страдала алкоголизмом, но протрезвела раньше и навещала Уоллеса в центре МакЛин. И снова одна зависимость приводит к другой. Алкоголизм перетекает в совместный опыт переживания травмы.

Возможно, вся эта болезненная привязанность к поэтессе объясняется одним простым фактом: он видел в ней символ своего излечения. Попытку выбраться из того, что грызёт его изнутри. Себя же, но в лучшей версии. А когда так и не смог понять, что перед ним другой человек, то просто ударился в агрессию.

Я думаю, что мы держали друг друга в живых тогда, когда пытались бросить употреблять

Мари Карр, поэтесса, возлюбленная Уоллеса

После самоубийства своего партнёра-абьюзера Карр написала стихотворение «Заметка о суициде»

Там есть следующая строчка:

«Ублюдки, как ты, неспособные носить маски собственных лиц».

Зависимость зависимостей: «Бесконечная шутка»

Вопрос, который волнует нас в разгар уже двадцатых годов, звучит по-старому убедительно: может ли негодяй/абьюзер/наркоман написать нечто вроде Библии? А может быть, только он и может? 

«Бесконечная шутка» появилась на свет в 1996 году. В разгар, пожалуй, самого смутного и хаотичного периода в истории человечества. Общество потребления торжествовало, общество спектакля набирало обороты. Постмодернизм с его ниспровержением всего на свете уже доминировал повсюду.

И кажется, что мы до сих пор живём в этом состоянии. В череде случайных новостных сводок, осколков ценностей, цинизма. Бесконечно иронизируем. Пытаемся держаться на дистанции от того, что мучает нас и других. И только-только новые этические вопросы о том, как жить в этом вакууме, находят новое разрешение. «Новая искренность» пытается пробить себе дорогу, но каждый называет ей что-то, не имеющее чётких контуров.

Дэвид Фостер Уоллес впервые бросил вызов тому, что тогда казалось абсолютным гегемоном. Тому, что только сейчас мы начали ставить под сомнение.

Именно потому, что на себе прочувствовал, до чего доводит убийственное и бесконечное саморазрушение. Именно потому, что не мог остановиться. В этой череде боли, насилия, попыток убежать от себя, неврозов и зависимостей он понял: есть тот неиссякаемый источник внутри человека, который нельзя «деконструировать» никакой иронией. Который может противостоять всему на свете.

И, возможно, только он мог написать это и написать так. Он срифмовал себя с эпохой разрушения всего — и разрушил себя. Он был плотью от плоти чрезмерно усложнённого, слишком интеллектуального времени — сын философа и лингвиста. И с помощью приёмов этого времени он смог его же нивелировать. Дать ощущение осмысленности, пусть и очень болезненной. Дать призрачный намёк на надежду. Как окажется, ценой своей собственной жизни. 

"Постмодернистские ирония и цинизм стали самоцелью, мерилом понтовой утончённости и литературной смекалки. Ирония теперь не приносит высвобождение, но порабощает. Есть один классный очерк, где иронию сравнили с песней заключённого, который полюбил свою камеру".

Д. Ф. Уоллес

Описать этот увесистый роман не читавшему его человеку — почти что невыполнимая задача. Проще всего будет отметить: этим томом можно запросто вырубить вашего обидчика.

Внутри — коктейль из элитной теннисной академии, имитирующих термоядерные войны математических игр, авангардного кинематографа, оккультного ордена квебекских инвалидов-сепаратистов, проданного рекламным брендам календаря и самого секретного оружия на свете: фильма под названием «Бесконечная шутка». 

Повествование устроено сложно, по фрактальному принципу. Основных линий несколько, они переплетаются только ближе к финалу. Некоторые сюжетные осколки вдруг появляются, чтобы так же быстро исчезнуть. Но объединяет всех это самое секретное кино, которое называют и «развлечением», и «самиздатом». В каждом из фрагментов отражается целое. Книга наполнена сносками, где разыгрывается собственная драма. А у сносок, в свою очередь, тоже есть сноски. 

Центральное место отведено семье Инканденца. Хэл — выдающийся теннисист, который в детстве съел выведенный отцом синтетический наркотик, а после стал отчуждаться от всех. Сам его язык стал чисто формальным. А чтобы справиться с внутренним напряжением, Хэл регулярно употребляет марихуану. Его мать — въедливый педант, занимающийся лингвистикой (какая параллель с самим Уоллесом), а отец — выдающийся режиссёр и алкоголик, покончивший с собой, засунув голову в микроволновку. 

«Бесконечная шутка» — снятый им фильм. Причём фильм такой убийственной силы, что любой посмотревший его сразу перестаёт интересоваться чем-либо. Зрителя натурально парализует от эйфории, до конца жизни он остаётся овощем. 

Мы опустим практически всё, но проспойлерим финал. Мёртвый отец появляется в виде призрака одному из учеников академии. И говорит, что снял свой фильм только ради того, чтобы обрадовать наконец своего сына Хэла, чтобы вернуть ему возможность выражаться и жить.

А друг Хэла разрабатывает тот самый синтетический наркотик из детства персонажа. После его употребления юноша вернул себе себя «настоящего». Но навсегда разучился разговаривать. Вместо слов окружающие слышат звериный рык. 


У каждого из героев есть собственный наркотик, собственная одержимость. И попытка завязать возможна. Но за неё придётся серьёзно поплатиться. Возможно, лучше было оставить всё как есть?

А если учесть то, что роман цикличен, что конец переходит в начало — и так по кругу, то ситуация становится куда ужаснее.

В мире лобстеров: послесловие

Дэвид Фостер Уоллес — тот самый Джеймс Инканденца, режиссёр вселенского удовольствия, который просто хотел помочь. Но у него одновременно и вышло, и не так, как хотелось бы.

И если герой книги с помощью хитрого приспособления взорвал свою голову в микроволновке, Фостер Уоллес выбрал более классический вариант — он влез в петлю. 

Помните, что об омарах (или лобстерах) автор писал в своём эссе?

«Иными словами, омар ведёт себя так же, как вы или я, если нас бросить в кипящую воду (исключая тот очевидный факт, что он не может кричать)».

В некотором смысле каждый из нас — это членистоногое, сваренное в кастрюле. Рано или поздно мы, как и Хэл из «Бесконечной шутки», не сможем закричать, даже если очень захотим. 

Он повесился, потому что не смог докричаться. Потому что то самое невыразимое действительно невыразимо.

«О чём нельзя говорить, о том следует молчать», — говорил Витгенштейн. Остаётся надеяться, что кто-то из нас сможет сказать хотя бы немного больше.