Александр Кожев — русский, который придумал ЕС

Идея единой Европы от Лиссабона до Владивостока сейчас кажется подростковой фантазией из далёкого почти забытого времени. Где все дружили, носили розовые очки и питались одной только сахарной ватой.

Один функционер ЕС за другим говорят о том, что восстановить или хотя бы наладить отношения невозможно. Крупные активы всё ещё заморожены, возможность перемещения усложнена. В атмосфере уже чувствуется железный запах опускающегося занавеса.

Но знали ли вы, что Евросоюз — во многом идея москвича-эмигранта? Даже больше, чем просто идея. Этот самый москвич прямо участвовал в создании единой Европы как советник, эксперт и дипломат.

До этого он успел стать самым настоящим интеллектуальным феноменом. Без его философии не было бы Лиотара, Сартра, Лакана и целой плеяды французских философов.

Именно он придумал идею "конца истории" в современном виде. Фукуяме осталось только доработать и тысячу раз на него сослаться.

Его ученики занимали ключевые посты во французских министерствах и по сути определяли политику страны.

В то же время его считали агентом КГБ и правоверным сталинистом. А сам он, чтобы провоцировать других, подогревал эти слухи.

Его звали Александр Кожев.

И мы сейчас расскажем о нём.

Александр Кожевников (да, тогда ещё Кожевников) родился в 1902 году в Москве в купеческой семье. Среди его родственников довольно много известных фамилий: родным дядей Александра был художник Василий Кандинский.

В общем, деньги, относительный статус и общая атмосфера в семье располагали к ускоренному развитию.

И Кожевников делает большие успехи в учёбе. Особенно интересуется восточной философией и активно изучает языки.

Начинает первые литературные опыты. Юношеские дневники, на страницах которых сводит Декарта и Будду (ни много ни мало) в диалоге.

Не будем грузить вас содержанием (можно нагуглить). В общих чертах выглядело это так:

Декарт:

— Я мыслю, следовательно, существую.

Будда:

— Нет.

А потом Будда с Декартом радостно исчезали.

Выпуск Кожевникова из гимназии совпал с критическими для страны событиями — двумя революциями и началом гражданской войны.

Планы юного интеллектуала поступить в университет и стать востоковедом накрылись кожаным плащом комиссара. Ведь по новым законам "выходцев из эксплуататорских классов" не допускали к высшему образованию.

К тому же пришло обнищание. Чтобы вымутить себе хоть немного денег, будущий архитектор Евросоюза занялся торговлей мылом.

И тут второй раз наткнулся на комиссарский сапог. За спекуляцию чекисты посадили его за решётку. И вот-вот готовы были расстрелять, но чудом получилось освободиться.

Настрадавшись от рабоче-крестьянской любви, наш герой принял довольно простое и очевидное для себя решение. Валить как можно скорее.

И свалил вместе с другом по фамилии Витт в Польшу. Там, правда, мытарства не закончились. Товарищей арестовали по подозрению в шпионаже в пользу большевиков. За решёткой Кожевников чуть не умер от тифа, но его друг смог освободиться раньше, а потом и вытащить его самого.

Затем ребята поняли, что не хватает денег, и Витт снова приходит на выручку. Едет в Москву, забирает семейные драгоценности Кожевникова и возвращается в Польшу.

Вырученные средства поделили на двоих и оказалось, что их вполне хватает для нормальной жизни.

И тогда Кожевников решает наконец-то продолжить учёбу. В Германии: сперва в Берлине, затем в Гейдельберге.

Там он вкладывает семейные деньги в акции, живёт довольно неплохо, изучает философию и древние восточные языки.

Так начинается интеллектуальная (душная, но не совсем) глава нашего материала.

В Германии Кожевников защищает диссертацию. Но не по любимой восточной мысли и даже не по немецким авторам, а по философии соотечественника Владимира Соловьёва.

И здесь, наверное, стоит сделать небольшой комментарий. Соловьёв — один из самых известных историософов. То есть тех, для кого история — центральный объект размышлений.

Более того, его история пластична и у неё есть финальная точка — достижение всеми жителями Земли состояния Богочеловечества.

Очень простыми словами: в истории раскрывается Бог. Со временем человек становится свободнее, осмысленнее и духовнее и, постигая божественный замысел, приходит к некоторому идеальному состоянию.

А так как Бог един и универсален, то и в состоянии Богочеловечества больше не будет никаких различий. Ни государств, ни церквей, ничего. Только вечное царство благости. История замирает.

Мы говорим об этом потому, что уже на этом этапе история, её смысл, поиск финальной точки — состояние некоторого рая.

Мыслью о финальной точке, где окружающий мир перестаёт буквально двигаться, наполнены и корпусы древних восточных текстов, обожаемых Кожевниковым ещё с гимназии. В том числе буддизма Хинаяны.

Правда, есть ключевое отличие: в буддизме проблемки с монотеизмом, он скорее про человека и его практику.

Тогда как совместить всеединство и отсутствие Бога как центральной фигуры?

Может ли вообще история закончиться вне христианских интерпретаций?

Кожевников справится и с этой задачкой. С помощью Гегеля.

В 1929 году мировые биржи обваливаются. Акции Александра, на которые он шиковал, обесцениваются. И философ ищет новую работу.

Находит он её в Париже. Там его приглашают читать лекции по "Феноменологии духа" Гегеля. С 1933-го по 1939-й это основное занятие Александра.

Во Франции эту страшную немецкую фамилию тогда знали не очень хорошо. Да и экзотический новый профессор вызывал интерес у студентов. А потому его пары быстро стали очень модными.

На них приходили: Андре Бретон, Жак Лакан, Раймон Арон, Морис Мерло-Понти. Их конспекты циркулировали, как живительный нектар, по всему парижскому бомонду.

В общем, Кожевников становится кем-то вроде рок-звезды в мире философии.

С избранными студентами он после занятий заходил в бар, где продолжались горячие (и горячительные) дискуссии. Во время одной из таких посиделок Кожевников становится Кожевым — получил кличку. Ведь для французского уха так куда проще и понятнее.

Профессор замкнул на себе интеллектуальный круг. По сути повлиял на всю будущую элиту. И дело не в том, что курс был про Гегеля. Дело в том, что курс был про то, как Гегеля видел Кожев. По сути он рассказывал ученикам свои собственные интерпретации.

По идее этот раздел должен быть довольно сложным. Но мы ценим ваше время и попытаемся быть проще некуда.

Центральным сюжетом в философии Гегеля для Кожева было именно движении истории к финальной точке.

По Гегелю, история — это постепенный процесс освобождения человека. Освобождение, которое наступает через постижение человеком себя.

При этом достичь самосознания невозможно без другого человека.

Вот возьмём двух овец… Нет, пожалуй, плохой пример. Возьмём, к примеру, мужчину из Мадагаскара и девушку из Улан-Удэ.

Если мужчина из Мадагаскара будет жить сам по себе, как маугли, то он никогда не начнёт узнавать, кто он такой. Он будет удовлетворять первичные потребности, жарить обезьян и шить себе одежду, но ничего кроме.

А когда он встретится с девушкой из Улан-Удэ, он увидит, что она от него отличается. И мужчина через отличия начинает понимать, чем не является. С помощью сознания через другой объект он обретает самосознание.

Понимает он это посредством желания. Ну то есть не просто переспать с девушкой, по Гегелю, всё сложнее, он вам не Ева Эльфи.

В общем, желание — это способ сделать нечто чужое тебе (объект, собственно) своим. Ну, условно-философски. Присвоить во всех отношениях. Но в процессе присвоения объект потеряет свою самостоятельность.

Тут на сцену выходит диалектика раба и господина.
У Гегеля это не самый значительный сюжет, но Кожев выводит его на первый план.

В чём суть.

Вот два человека в попытке утвердить своё самосознание хотят присвоить друг друга и обрести признание со стороны друг друга. И в этой схватке всегда побеждает кто-то один. Потому что он превозмогает страх смерти и идёт на риск. Геройствует. Он становится господином. А другой, собственно, его рабом.

Кожев интерпретирует этот диалектический БДСМ так. Да, господин действительно получает плюшки. Но он не самодостаточен. В том смысле, что он один раз погеройствовал и теперь жиреет на труде своего раба. А варианта у него два: либо сдохнуть от наслаждения, либо сдохнуть на поле боя.

А раб в то же время не имеет свободы, но зато трудится. Соприкасается с природным миром, изменяет его и вообще, развивая цивилизацию, развивает себя. Через преодоление животного начала он находит в себе истинно человеческое.

И по мере движения истории такой рабский прогресс приводит к её закономерному финалу.

Рабы восстают, получают свободу и, преодолев свой антитезис (господина), приходят к синтезу — гражданину.

По Гегелю, такой конец истории наступил в наполеоновской империи, а после неё происходит только распространение идеала гражданина на остальной мир.

Кожев допускает такую трактовку. Для него прообраз будущего — демократический правовой режим и рыночная экономика. Без особой конкретики, впрочем.

И финальная точка всего — универсальное однородное типа государство. Ни границ, ни борьбы, ни лишений. Планета, где раб снял диалектические противоречия, подчинил себе природу и теперь управляет ей абсолютно рационально.

Конец истории.

Тот же проект Соловьёва, но без Бога.

Правда, при таком раскладе исчезает и сам человек. Ну, как исчезает, становится чем-то другим. Ведь человек определяется своей животной составляющей, а избавившись от неё, удовлетворив все потребности, он уже какая-то иная форма жизни.

Во времена Второй мировой Кожев участвует в движении Сопротивления, зарабатывает ещё больше репутации. А после победы его зовут… в чиновники.

Помним, что учеников и поклонников Кожева было очень много. В том числе среди голлистского правительства.

Поначалу он просто переводчик, ведь знает даже санскрит и тибетский. Но потом — дипломат.

И аккурат после его восхождения во Франции (именно там) возникает идея… объединения угля и стали. Её озвучил глава МИД Робер Шуман.

И появляется прообраз ЕС.

Кожев не только интеллектуально влияет на эти процессы как советник. Он ещё и переговорщик и автор документов.

Он способствовал заключению Римского договора о ликвидации всех преград на пути свободного передвижения людей, товаров, услуг и капитала. И разрабатывал Генеральное соглашение о ликвидации тарифов и торговли.

Тусил среди членов администрации Валери Жискар д’Эстена, когда тот был министром финансов. И буквально определял экономическую структуру страны через своих учеников-экономистов.

А главное, во всей этой практике видится след его глубоких идей. Универсального мирового государства. Слияния всех со всеми. Распространения на весь планетарный шар "конца истории".

Когда Кожева спрашивали, зачем ему скучная чиновничья работа, он так и отвечал: "Хочу увидеть, как случается история".

Примечательно, что умер Кожев прямо во время рабочей миссии в Брюсселе.

Правда, к концу жизни Кожев стал немного пессимистичнее. Если раньше он верил, что удовлетворение всех потребностей поможет человеку переродиться и стать мудрецом, достичь некоторого совершенства, то развитие потребительского капитализма показало ему: постистория — это всего лишь сытый американец или голландец на диване у себя дома. Просто довольное животное.

Ницше называл такого человека последним человеком.

После смерти Кожева появились слухи о том, что он работал на КГБ и вообще был правоверным сталинистом.

Кожев действительно (полуиронично) говорил, что именно Сталин закончит историю, в отличие от Наполеона, ведь его модернизация — это просто ускорение истории, она позволит России наконец обрести правовой режим.

Но реальных доказательств того, что Кожев занимался шпионажем, не существует.

Итак, ЕС — это утопический проект Кожева по убийству истории и человека как такового (простите нам наш максимализм). Конец, за горизонтом которого — только совершенная жизнь. В проекте Евросоюза поучаствовали Будда и русские теологи.

Вот только существует одна интересная и очень мизантропическая версия о философии Кожева. Якобы это старый провокатор, который просто издевался над человечеством.

Он пытался освободить идею конца истории, рая на земле от Бога Соловьёва или Абсолютного духа Гегеля. Сделать рай сугубо материальным.

Но здесь вспоминается герой Достоевского — Алексей Кириллов из "Бесов".

Он не хочет быть Богочеловеком (по Соловьёву), а хочет уничтожить бога во всемирной истории.

А единственный способ сделать это — покончить с собой.

Кожев сделал примерно то же с западным обывателем. Он убрал Бога из мировой истории и показал дорогу к человеческому идеалу.

Вот только вопрос "А не привёл ли он тем самым Запад и человека к суициду?" остаётся открытым.

Особенно если учесть поздний пессимизм философа.