Пять вещей, за которые мы любим "Улицы разбитых фонарей"

16 сезонов, 501 серия, настоящая криминально-милицейско-полицейская эпопея. Но начинался главный сериал девяностых и нулевых с бульварных книжек офицера, беллетризировавшего свои рабочие дни, и первых съёмок за копейки. Мухомор, Георгич, Казанова приходили на площадку в собственной одежде да и ради того, чтобы получить хоть какие-то деньги, пока театры переживали безвременье.

А потом началась слава. ОРТ, затем НТВ, открытие, что действительность и будни тоже могут быть интересны, в конце концов гибель Ларина с Дукалисом как детская травма.

Одним зимним вечером мы сели пересмотреть главные сезоны "Улиц", чтобы рассказать, чем они зацепили тогда и продолжают цеплять сегодня.

1998 год. В первой же серии сериал набрасывает все отличительные черты, главная из которых — подлинность. Вот на 28-й секунде заставки уже звучит слово "труп" и несложное криминальное повествование добивается антуражем тюрьмы. Следующая сцена: из клюва чучела на стене торчит окурок, а под ним милиционеры зачитывают протокол.

Ничего из этого не приходилось создавать искусственно. Над "Ментами" (параллельное и не такое романтичное название) работали сотрудники "Ленфильма". Бывшее советское производство откровенно сдало с началом новой страны, а частная компания давала минимум, который хотели бывшие советские режиссёры. То есть работу плюс деньги.

Но бедность никуда не уходила и об этом хотелось говорить. На экране герои не скрывали, что еле набирают мелочь на сигареты "Лаки Страйк" и ещё сложнее с бюджетом на пиво, работавшим как дешёвое расслабляющее средство.

Несмотря на то, что пилоты пролежали на полках два года — столько прошло от отказа РТР до интереса ТНТ, застывшая реальность не поменялась ни в ленте, ни у зрителей. Последних аутентичность подкупала и одновременно успокаивала. У Ларина такая же разруха на улице, дома, в голове — значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день.

Если есть Петербург Достоевского, то в девяностые авторы создали Петербург "Улиц". Перепридумывать заново ничего не пришлось. Перед режиссёрами (над шестнадцатью сезонами работали совершенно разные люди) раскинулся город, будто задуманный под производственный милицейский сериал.

В жёлтых дворах-колодцах удобно происходили убийства, на которые мчалась РУВДшная копейка, совершенно не выбиваясь из антуража разбитого города. Любой дешёвый бар — таких было в избытке — подходил для встреч с агентами, после которых герои возвращались к себе домой. Квартиры обычно играли комнаты реальных актёров. Петербург был серым, вместо дорогой плёнки кассеты соответствующего качества — всё сошлось.

Для удешевления снимали там, где приходилось, рядом с "Ленфильмом". Отдел милиции — в ста метрах, проходки — где угодно.

Квинтэссенция героя Андрея Ларина (его играл потомственный актёр Алексей Нилов) — серия "Целую, Ларин". Сюжет о прощании с профессией, из которого культовой стала сцена с крысой и видом на Петропавловскую крепость. Ларин выдаёт настоящий экзистенциальный монолог:

"Ну вот и всё, всё, всё, всё кончилось. Можно обрести покой и быть счастливым. Не знаю, что будет дальше. Будет этот город, ты. Я не во многих бывал, но думаю, что такого больше нет. Красиво, правда? Это мой город, ну и твой, конечно. Тебе он нравится? Это хорошо, что у меня есть этот город, Нева и ты. Тебе хорошо со мной, малыш? Это хорошо, когда у тебя кто-то есть. Правда?''

Что нам известно о Ларине: хотел быть медиком — не сложилось, грустен и романтичен, от этого всегда не против выпить.

Вокруг него более прямолинейные типажи. Дукалис — свой мужик, Георгич — важный и строгий, Мухомор — справедливый, с Казановой всё и так понятно. Никто из них не главный герой. Но мечущийся и рефлексирующий, сидя на подоконнике, Ларин — будто продолжение Бузыкина из "Осеннего марафона" и предтеча Служкина из "Географ глобус пропил". Питерский интеллигент в объятиях кризиса: личного и постсоветского. С такими себя часто ассоциируешь. В таких легко влюбляешься.

Основа "Улиц" — рассказы о жизни одного отдела милиции от лица типичного опера Андрея Кивинова. Как он рассказывал, через пять лет службы, где-то между выгоранием и желанием всё бросить и уйти, он придумал зафиксировать всё, что случилось за годы.

Дела — удачные и висяки (если у москвичей тупиковые расследования называли "глухари", то у питерских было своё слово), шутки, образы харизматичных коллег. Пять самостоятельно распечатанных книжек разошлись по кабинетам, а потом попали в издательство. Советско-казённый термин "производственный роман" вдруг приобрёл иронию и человеческое лицо.

В 1995-м, однозначно вдохновившись американским "Убойным отделом", за сценарий сели Александр Рогожкин, Виктор Бутурлин и многие другие. Клубникин стал Казановой, Кирилл Андреевич — Андреем Лариным, юмористические, но всё-таки бульварные покетбуки — первым российским нуарным сериалом.

От "Улиц разбитых фонарей" сейчас осталось немного. Несколько режиссёров и продюсеров первых сезонов ушли или умерли. В то же время сериал официально признали самым долгоиграющим на российском телевидении. В нём даже происходило чудо, например, Ларин с Дукалиcом погибали от гранаты, но в спиноффах воскресали.

В культуре же навсегда остались мемы по "Ментам" — про "Андрюха, у нас труп" (заставка) и котлеты с пюрешкой (s2e4). Кроме того, были параллельные реальности сериала. Например, "Убойная сила" и ещё сотни милицейско-полицейских сериалов.

Настоящим среди них остался один. Тот, где исполняют кавер на Аллу Пугачёву, называя трек ультимативно "Песня о любви", и не стесняясь выпивают под тем самым чучелом глухаря. Тот, чьи серии можно найти только в качестве 360р — прямо как на старом родительском пузатом "Панасонике".

Наконец, хочется сказать что-то вроде "Сейчас таких вещей не снимают". А почему бы и нет.

Сейчас таких вещей не снимают.