дело

Алексея
Кокорекина:

разоблачение главной
городской легенды
Москвы 1960-х

Вам в подарок из заморской страны — одна из казней египетских.

Именно так вкратце можно было бы передать историю Алексея Алексеевича Кокорекина — нулевого пациента, едва не обратившего предновогоднюю Москву в руины инкской империи. Той самой, что исчезла в XVI веке из-за завезённой европейцами загадочной болезни. Имя ей — Variola vera. Обывателю она известна как натуральная оспа.

Советский Союз, поразивший мир скоростью восстановления после войны, и близко не исчерпал своего потенциала удивлять. В 1957-м был запущен первый искусственный спутник Земли, а в 1961-м Юрий Гагарин совершил полёт в космос. Ровно между этими эпохальными событиями страна столкнулась с древним злом, которое, по предположению археологов, пробудилось ещё в IV в. до н. э.

23 декабря 1959-го. Столица готовилась встречать Новый год. В аэропорту Внуково приземлился самолёт Дели — Москва. На борту среди прочих пассажиров был и Алексей Алексеевич Кокорекин.

Художник, дважды лауреат Сталинской премии, автор плакатов «Смерть фашистской гадине» и «За Родину!» вернулся из двухнедельной культпоездки по Индии. Жадный до впечатлений, Кокорекин отправился на похороны брахмина, где делал зарисовки с натуры. Также он осмотрел и потрогал вещи покойного, протягивал руку через погребальный костёр, накупил полный чемодан сувениров. Особенно ценным считал ковёр того самого почившего брахмина. Так, предположительно, он и подцепил смертоносную болезнь.

Прилетел он на день раньше, чем обещал близким. Причина простая: тайные амурные дела. Из аэропорта Алексей рванул прямиком к любовнице, с которой провёл «сладострастную ночь». Но мужчина, как известно, красен щедростью. Поэтому Кокорекин ещё и одарил подругу заморскими презентами, которые дама тут же разнесла по комиссионкам.

На следующий день он снова приехал в аэропорт, сделав вид, что только что прибыл. На этот раз его встречали жена и дочь от первого брака. Все вместе они отправились домой.

Уже к вечеру того дня художнику поплохело. Он пожаловался на озноб и туман в голове. Вызвали скорую, госпитализировали в Боткинскую больницу. Диагноз — грипп. И он, как выяснится, был ошибочным. На самом деле Кокорекин заразился той самой натуральной оспой, о которой в Советском Союзе помнить забыли. Мужчина успел «наградить» заразой как минимум десяток людей, а сам сгорел за считаные дни.

По легенде, именно эта череда роковых случайностей чуть не обернулась эпидемией или даже пандемией мирового масштаба.

Но действительно ли всё было так, как рассказывают бесчисленные репортажи, документальные фильмы и новостные статьи? Что, если всё это — лишь художественный вымысел, который долгое время выдавали за правду?

Mash Room постарался копнуть чуть глубже. Мы пообщались с родственниками Алексея Кокорекина, с автором, который одним из первых постарался разобраться в запутанной истории художника, задали парочку вопросов врачам-вирусологам. Побегали по библиотекам и архивам, перечитали кучу книжек — про вирусы, про туризм в СССР, про Индию... А сколько статей и документалок пересмотрели — не перечесть. О том, откуда растут ноги маленьких слухов и большой лжи, передаём из первых уст.

Место заражения — Индия. Или..?

История про художника, привёзшего из Индии в Москву Variola vera, много лет воспроизводилась и тиражировалась в различных публикациях, как только возникала очередная эпидемия очередного гриппа. Но в 2020 году об Алексее Кокорекине вспомнили по особому поводу. СМИ наперебой принялись упражняться в «эксклюзивной аналитике», проводя прямые параллели между вспышкой оспы в Москве в 1960-м и стремительно распространяющимся коронавирусом.

Мол, вот как человеческая глупость вновь обернулась катастрофой. В случае с ковидом все проклинали китайца, который зачем-то съел летучую мышь, а в случае с оспой — художника, который зачем-то полез на похороны незнакомого мужика в чужой стране, известной своим пренебрежительным отношением к гигиене... И, конечно, этот случай был яркой иллюстрацией того, почему люди должны в срочном порядке записаться на прививку.

Человеком, который первым решил
комплексно собрать и развенчать слухи,
навешанныена семью Кокорекиных, стала
Алёна Левашова — крестница второй жены
Алексея, Ольги Дмитриевны. Когда-то её
бабушка была близкой подругой Ольги, а сама
Ольга, по словам Алёны,считала её своей внучкой
и много рассказывала об Алексее Алексеевиче.

Под псевдонимом Рада Войцеховская она опубликовала мемуары, названные «Художник, Муза и чума души». Их можно найти на разных площадках — от ЖЖ до сервисов электронных книг. Именно эта работа подтолкнула нас продолжить раскручивать запутанную историю «нулевого пациента».

Одним из самых примечательных инсайдов публикации стало то, что, возможно, художник привёз заразу вовсе не из Индии, а из Египта. В своих мемуарах и в личной беседе с нами Алёна Левашова рассказала, что в конце 1959-го Алексей Кокорекин летал туда с творческой командировкой от Союза художников РСФСР. Привёз этюды, подписанные инициалами «А. К. 1959», которые с 1985 года и по сей день хранятся у семьи Алёны. А вот каких-либо работ, связанных с Индией и датированных 1959 годом, по словам Левашовой, нет. Да и сама Ольга Дмитриевна, на тот момент уже вдова Алексея Алексеевича, в своё время рассказывала ей, что последняя зарубежная командировка Кокорекина была в Египет.

Впрочем, она не отрицает, что в Индии Кокорекин действительно побывал. Но не в роковом 1959-м, а раньше. Алёна Левашова рассказала, что оттуда он привёз для Ольги Дмитриевны серёжки из латуни, фигурку слоника, — в общем, те мелочи, которые принято дарить близким по приезде из путешествия.

Впрочем, она не отрицает, что в Индии Кокорекин действительно побывал. Но не в роковом 1959-м, а раньше. Алёна Левашова рассказала, что оттуда он привёз для Ольги Дмитриевны серёжки из латуни, фигурку слоника, — в общем, те мелочи, которые принято дарить близким по приезде из путешествия.

Внуки художника — Алексей Владимирович и Ольга Владимировна Кокорекины — эту версию отрицают, хотя по большей части согласны с расследованием Алёны. В 1959-м году Алексей Алексеевич побывал в Египте и в Индии. Именно в такой очерёдности. Все поездки были в составе делегации творческой интеллигенции СССР.

Внуки художника — Алексей Владимирович и Ольга Владимировна Кокорекины — эту версию отрицают, хотя по большей части согласны с расследованием Алёны. В 1959-м году Алексей Алексеевич побывал в Египте и в Индии. Именно в такой очерёдности. Все поездки были в составе делегации творческой интеллигенции СССР.

Первая поездка состоялась ранней весной, в марте, вторая — зимой. В доказательство Алексей Владимирович предоставил фото, датированное, с его слов, декабрём 1959 года, и каталог посмертной выставки его дедушки, в котором есть информация об индийских рисунках.

Со свободным перемещением «по заграницам» у советских граждан дела обстояли непросто. С 1918-го молодая и ещё неокрепшая советская власть ограничила въезд и выезд из страны специальными разрешениями. В 1922 году правила стали строже, а в 1930-х выезд за границу оказался практически запрещён.

В период «оттепели» граждане получили больше свободы передвижения, но сказать, что при Хрущёве они начали беспрепятственно колесить по миру, нельзя. Чтобы получить разрешение на выезд, нужно было собрать пухленькую стопку бумаг. На основе этих материалов формировалось «выездное дело», которое передавалось в обком.

Затем — проверка КГБ и партийными органами. Учитывали политическую благонадёжность, отсутствие судимостей, связей с иностранцами и иные факторы, которые могли дискредитировать представителя Страны Советов. Лишь после этого гражданин получал загранник сроком действия пять лет.

Согласно правилам поездки за рубеж, к советской делегации приставляли человека, который повсюду её сопровождал. Денег выдавали немного, чтобы закрыть «базовый минимум». Маршрут путешествия был заранее оговорённым и безопасным. От группы нельзя было просто так отбиться, с местными нельзя было завести смол-ток, как и принимать от них подарки.

Любые упоминания кремации индийца, протягивания рук через погребальный костёр, поспешно сбытых сувениров — всегда звучали от третьих лиц. Никто из членов семьи Кокорекина ни разу не рассказывал ни о чём подобном. Напротив, они пытались опровергнуть эту ложь, но более ранние интервью не получили широкой огласки. Да и сам Алексей, с лихорадкой, в полубессознательном состоянии, едва ли начал бы ни с того ни с сего исповедоваться врачам Боткинской. Кажется, рассказывать о любовницах и заграничных впечатлениях — последнее, чем решит заняться человек на смертном одре.

Да и как вообще в руки художника мог попасть ковёр почившего брахмина? В Индии перед кремацией тело умершего принято заворачивать в саван. В таком виде его и сжигают. Сложно представить, какому здравомыслящему человеку придёт в голову вытряхнуть труп из куска ткани, чтобы похвастаться добытым «мерчём» перед домашними и коллегами.

Байку про «ковёр» либо полностью выдумали, либо докрутили историю, которой дочь художника Валерия могла поделиться с кем-то из знакомых. А именно — что из Индии отец привёз ей и Ольге Дмитриевне отрез ткани. Избавиться от него никто не пытался. Валерия Алексеевна потом сшила из него платье. И носила его в память об отце.

Вероятно, нужно быть крайне отчаянным человеком, чтобы вдруг перечеркнуть всю свою благонадёжность, отделившись от группы, неприлично сблизившись с местными и запрятав под пиджаком кусок ткани.

По воспоминаниям Валерии Алексеевны Кокорекиной, дочери плакатиста, дело было так: её отец вернулся ровно тогда, когда обещал. Во Внукове она и Ольга Дмитриевна, вторая жена Алексея, встретили главу семейства. Никакого чемодана, забитого сувенирами, у него не было. Привёз что-то символическое, по мелочи. Втроём они отправились на машине домой. За рулём сидел хороший друг Кокорекиных, Юрий.

Фантазмы, любовницы
и безделушки

Самые яркие фрагменты истории, придающие ей особую пикантность, — о двойной жизни художника и его ушлой любовнице. Как удалось установить, отчасти они восходят корнями к художественному произведению — повести писателя и журналиста Александра Мильчакова «В город пришла беда», опубликованной в 1961-м году в журнале «Москва». Единственный сохранившийся экземпляр нам передал для ознакомления внук художника Кокорекина Алексей Владимирович Кокорекин.

Это «улучшенная и дополненная» версия первой пробы пера молодого литератора — очерка «По следам вариола вера», напечатанного годом ранее в журнале «Смена». Сам автор доказывал, что его работа — ода подвигу столичных врачей.

Все данные, связанные со вспышкой оспы в Москве, оставались строго засекречены. О ней нельзя было говорить открыто, но завуалированно — можно было попробовать. Что и сделал журналист Мильчаков, по крупицам собравший всё, что москвичи передавали из уст в уста: слухи, обрывки информации от врачей и милицейских. Не исключено, что он даже вполне искренне пытался разобраться в произошедшем. Иначе вряд ли отправился бы расспрашивать первую жену художника Кокорекина Валерию Васильевну и его дочь Валерию Алексеевну.

Но всё же финальный вариант повести оказался далёк от того, как события разворачивались на самом деле. Алексей Владимирович в личной беседе поделился, что его бабушка и мама были расстроены, когда ознакомились с работой писателя. А журналистка Ольга Владимировна, внучка плакатиста, в телефонном разговоре подчеркнула:

Автор собрал все правды и неправды и по-своему всё это интерпретировал. Повесть ни в коем случае нельзя рассматривать как хроникальную.

Александр Мильчаков, по собственным воспоминаниям, оказался «нерукопожатным». Сын репрессированного. Якобы из-за этого его не приняли на факультет журналистики МГУ. Пришлось поступать в химико-технологический институт и отработать инженером. Но он не был готов отступиться от мечты стать кем-то более значимым. Почти в 30 Мильчаков всё-таки отучился на журналиста и отправился закрывать свои гештальты.

Молодой литератор понимал, что кратчайшая дорожка к признанию лежит через сенсацию. Читатель всегда рад, если есть хлеб и зрелища. Его очерки признали лучшими материалами года по итогам конкурса журнала «Смена». А значит, пути назад не было. Так родилось художественное произведение, сдобренное множеством ярких деталей, — «В город пришла беда».

Чтобы придать ценности своей работе, автор снабдил повесть эпиграфом: «Эти события произошли в январе 1960 года в Москве. Все вы были их участниками. Изменены только подлинные имена героев этой истории». И действительно, Мильчаков заботливо заменил Дели на Бомбей, дочь художника на сына, а Алексея и Ольгу Кокорекиных скрыл под фамилией Колесниковы. И они, если верить писателю, — махровые материалисты и барахольщики. Жена героя после его смерти только и думает как бы сохранить вещи, наследство, привезённые костюмы. Она постоянно в истерике, постоянно в бегах.

Вот она договаривается с держателем комиссионки, чтобы тот вывез из квартиры всё ценное.

А вот она бросает сына, который просит мать остаться в Москве, и пытается скрыться от «преследователей» в Петербурге.

Однако в архивных записях нет упоминаний о том, что хотя бы одного участника этой истории привлекли к уголовной ответственности за «поспешно сбытые сувениры», привезённые из заражённой страны. А это ни много ни мало преступление против общественной безопасности, порядка и здоровья населения.

На это же указал в своей статье «Человек и его репутация» («Литературная газета», выпуск № 45, 14 апреля 1962 г.) советский и российский адвокат и писатель Аркадий Ваксберг. Он написал, что Мильчаков в своё время собрал несколько справок, которые ничего не утвердили и не подтвердили. Какие-то вещи искали, чьи-то доносы проверяли. Но всё это ничего не дало, и никаких поспешно сбытых заразных вещей так и не обнаружили.

Впрочем, это не помешало легенде разрастись до невероятных масштабов. В рамках мифа вещи всё-таки обнаружили и доблестно сожгли. Можно найти даже адреса, по которым «раскидали» заразные безделушки — комиссионки на Ленинском проспекте и Шаболовке. Это юг Москвы. При том что Кокорекины жили на севере, в районе Аэропорта, метро «Динамо», где хватало своих комиссионных магазинов.

Зачем было тащиться на другой край города, объяснить сложно. Замести следы? Но диагноз на тот момент не был установлен. Может, в тех местах жила мифическая любовница? Но до сих пор о ней нет никакой конкретной информации — ни в СМИ, ни в архивных документах.

Спустя пару лет, в 1966-м, по мотивам повести «В город пришла беда» сняли одноимённый фильм. Кинолента оказалась настолько по-документалистки убедительной, что непритязательный зритель принял её за полноценную реконструкцию событий тех тёмных дней.

Маятник раскачивается

Кризис-менеджеры звёзд всегда напоминают подопечным: если влип — молчи. Пусть каждый додумывает в меру своей испорченности. Там уже и непонятно будет, где правда, где вымысел. Народ остынет, а затем переключится на инфоповод посвежее. И дело с концом.

Примерно так и вышло в истории художника Кокорекина, которого выставили на поругание толпе. На него, как бусины на нитку, нанизали столько слухов и сплетен, что стало трудно разобрать, где реальные показания свидетелей, где фантазии писателей, а где — откровенная клевета. Главное, что виновник обнаружен. Но так ли он был виноват?

Художественный фильм «В город пришла беда» оказался гораздо популярнее, чем повесть, которая легла в его основу. А история «незадачливого плакатиста» быстро стала городской легендой. Её подхватывали и передавали дальше. Словно подснежники по весне тут и там стали появляться «свидетели», и каждый добавлял по штриху. Так история дополнилась любовницей, брахмином и тем самым злосчастным ковром.

Правда, на поверку оказалось, что большинство из этих свидетелей никак не были связаны ни с самим Кокорекиным, ни с врачами Боткинской, в которой его лечили, ни даже с третьими лицами, подхватившими оспу.

Одним из таких был московский хирург Юрий Шапиро. На него чаще всего ссылались СМИ, историки и некоторые врачи. На момент событий 1959–1960 гг. он был рядовым медиком дежурной бригады и с Алексеем Кокорекиным никак не пересекался. Но в мемуарах, опубликованных самиздатом в 2006 году, он приправил свои воспоминания рассказом о «любовных похождениях» художника. Как Шапиро узнал о столь интимных подробностях жизни Кокорекина — загадка. Разве что лично прикоснулся к ещё не остывшему ложу любовников. В своё время этот слушок пришёлся по вкусу москвичам, которым «сразу стало всё понятно», а с подачи Шапиро он окончательно закрепился как непреложный факт. Так любовница и стала упоминаться из материала в материал.

Неясно, почему воспоминания некоего хирурга оказались для прессы ценнее, чем воспоминания людей из близкого круга Алексея Алексеевича, которые опровергают слух о его связях на стороне. Его внуки, Ольга Владимировна и Алексей Владимирович Кокорекины, в личной беседе заверили нас, что это выдумка, способ привлечь внимание. Об этом же в своё время говорил друг и коллега художника Рубен Васильевич Сурьянинов. Он вспоминал, что «это было не похоже на Кокорекина», человека прямого и честного.

«Любовницей» могли окрестить вторую жену Кокорекина, Ольгу Дмитриевну Кокорекину (Капшанинову) чтобы окончательно добить «провинившихся», показать общественности, какими они были скрягами, барахольщиками и изменщиками.

Внук художника, Алексей Владимирович, рассказал нам:

Дед и бабушка [прим. Алексей Алексеевич Кокорекин и Валерия Васильевна Кокорекина (Борисова)] не особенно афишировали свой развод, поэтому их многочисленные друзья и знакомые (кроме самых близких) могли быть не в курсе. Поэтому же его вторую жену Ольгу Дмитриевну могли окрестить пресловутой «любовницей».

У Ольги Дмитриевны детей не было. Не появились они и в браке с Алексеем Алексеевичем. Но появился друг семьи, молодой инженер Юрий — тот, который тоже встречал [вернувшегося художника] в аэропорту. Ольга Дмитриевна покровительствовала ему и представляла его своим сыном.

*Алёна Левашова добавила, что Юрия представляли как сына потому, что Кокорекины его действительно усыновили, о чём первая семья Алексея могла не знать.

Я предполагаю и думаю, что не ошибаюсь, — Мильчаков что-то разузнал об этих обстоятельствах, но не до конца. Вследствие чего, возможно, и возник прообраз сына «художника Колесникова».

Немного о прививках

Кокорекина голословно обвиняли в том, что он пренебрёг вакцинацией и просто подкупил врачей, которые выдали ему нужную справку. Версии, почему он так поступил, расходятся. Писали, что художник был лентяем и дураком, который считал, что справка — это просто формальность. Или что он заботился о своей потенции, предвкушая скорую встречу с любовницей.

На самом деле Алексей Кокорекин получил прививку от оспы ещё в раннем детстве, а перед поездкой за границу сделал её повторно. Его внуки Ольга и Алексей в личной беседе вспоминали, что прививку он перенёс очень тяжело. Его мучил озноб, головные боли, поднялась высокая температура.

Когда встал вопрос, одобрить ли художнику поездку в Индию, медицинская комиссия решила, что сделанной в начале года прививки достаточно. Несмотря на то, что характерной пустулы у него так и не появилось. Замеры антител тогда никто не делал — попросту не существовало такой практики.

Мы уточнили у академика, главного научного сотрудника Института молекулярной биологии РАН Петра Чумакова и доктора биологических наук, профессора кафедры вирусологии биологического факультета МГУ им. Ломоносова Алексея Аграновского, как вообще работает вакцина.

По словам Петра Чумакова, с годами наш иммунитет ослабевает. Прививка, полученная в детстве, не гарантирует, что спустя много лет человек не заразится той или иной болезнью. Она может протекать в более лёгкой форме, но и это во многом будет зависеть от того, насколько изначально крепким был иммунитет пациента.

Алексей Аграновский дополняет: важно учитывать и то, о каком вирусе речь. Для конкретного патогена разные вакцины дают неодинаковый результат.

Что касается прививки от оспы, иммунитет, сформированный вакциной, защищал человека не менее пяти лет, но также мог ослабевать со временем. Для его поддержания обычно требовалась ревакцинация.

Академик Чумаков сказал, что после прививки должно пройти не менее трёх недель, прежде чем титр антител поднимется до уровня, которого будет достаточно, чтобы нейтрализовать угрозу. Он также добавил, что многое зависело не только от индивидуальных особенностей иммунной системы, но и от качества вакцины, от того, как была сделана прививка, сопровождалась ли она появлением пустулы. Такой пузырёк на коже показывал, что вирус занесён в организм. Но он появлялся не всегда. По словам Чумакова, это могло быть признаком, что «прививка прошла плохо, такое бывает».

И действительно, как отмечал советский и российский учёный, доктор медицинских наук, член-корреспондент АМН СССР Александр Фёдорович Серенко в книге «Заносные вспышки натуральной оспы», вакцинальной реакции у Кокорекина не было. Правда, вакцинацию он датировал декабрём 1959-го, за две недели до поездки в Индию, а не началом года, как рассказывали близкие художника.

Его случай неспроста описан в монографии о вспышках натуральной оспы. Именно натуральной, а не пурпурной или чёрной, как ошибочно написали Мильчаков, некоторые лжесвидетели и СМИ, которые приняли популярную версию за правдивую.

Натуральная оспа — это инфекционное заболевание. Среди её тяжёлых форм выделяют оспенную пурпуру и папулёзно-геморрагическую (чёрную оспу) форму. Эти разновидности отличаются степенью тяжести, клиническими проявлениями и прогнозом. Алексей Аграновский сказал, что главным характерным признаком последних являются обширные кровоизлияния. Когда пустулы заполняет кровь, которая застаивается и чернеет, окрашивая кожу в характерный оттенок. Близкие же отмечали, что у Кокорекина была розоватая сыпь, которую по первости приняли за аллергическую реакцию. Никаких гнойных воспалений и заполненных кровью пустул они не видели.

По воспоминаниям Валерии Алексеевны, её отец почувствовал недомогание вечером того дня, когда вернулся из творческой командировки. Дома у него поднялась температура, начало ломить тело. На следующий день он добрался до поликлиники, откуда вышел с диагнозом «грипп». Назначили постельный режим. Ольга Дмитриевна находилась рядом, ухаживала за мужем. Госпитализировали Кокорекина лишь 27 декабря, а уже 29 декабря состояние больного резко ухудшилось. В 23 часа он скончался. Официальная причина смерти — агранулоцитоз с геморрагическим синдромом.

О стандартном захоронении покойного речи не шло. Ещё сутки сохранялся предварительный диагноз «чума». Тело кремировали. Художник Рубен Сурьянинов вспоминал:

Рабочие, зная, что он умер от какой-то страшной болезни, отказались нести гроб. И мы втроем — я и ещё двое художников, Константин Иванов и Константин Мистакиди, — отнесли гроб к печам. И рабочие, взяв длинную палку, затолкали гроб в топку.

Фатальная ошибка

Лишь спустя 16 дней после смерти Алексея Кокорекина врачи поставили ему верный диагноз. Обычно такая оплошность со стороны медиков объясняется тем, что специалистов, которые воочию застали болезнь, практически не осталось.

Тем не менее нашёлся человек, который мог изменить ход истории, прислушайся к нему маститые доктора вовремя. Это была медсестра, которая оформляла поступившего в Боткинскую больницу Кокорекина. Заметив высыпания на его теле и узнав, что он недавно вернулся из Индии, она предположила, что пациент подхватил оспу. Тогда специалисты с многолетним стажем подняли молодую девушку на смех.

15 января вирусолог Михаил Акимович Морозов — эксперт по оспе, заставший ещё царскую Россию, обнаружил в предоставленном материале частицы опасного вируса. Диагноз, наконец, прояснился: Variola vera, и точка.

Профессор Виктор Зуев, на момент тех событий младший научный сотрудник, вспоминал:

Михаил Акимович Морозов быстро разобрался, в чём дело. Под его диктовку я писал докладную министру здравоохранения СССР Курашову. Текст помню до сих пор: «В препарате больного Т (прим. — скончавшегося лечащего врача Кокорекина) обнаружены тельца Пашена».

Так назывались частицы вируса натуральной оспы.

Докладная дошла до Кремля. Вырисовывалась крайне апокалиптичная картина. За прошедшие с момента возвращения Кокорекина три недели он успел так или иначе пересечься с десятком людей, а те в свою очередь ещё с десятком — и дальше по цепочке. Новогодние праздники усугубляли ситуацию: москвичи ходили друг к другу в гости, участвовали в массовых гуляниях.

С 11 по 14 января 1960-го были зафиксированы первые случаи заражения оспой в Москве. Удивительно, но никто из делегации, в составе которой Кокорекин посещал Индию, тогда не заболел. Не заболели и члены его семьи.

Ещё более удивительно, что на всю столицу пришлось лишь 46 человек заразившихся, при том что оспа распространяется стремительно — воздушно-капельным путём. Так, среди «счастливчиков» оказались, например, молодой человек, который лежал этажом ниже Кокорекина, и больничный истопник, который проходил мимо его палаты. Трое, включая Кокорекина, скончались.

В карантин отправляли потенциальных переносчиков вируса: друзей и близких художника, его соседей и коллег, членов экипажа самолёта Дели — Москва, работников Внукова. С учёбы сняли весь курс, на котором училась дочь Кокорекина Валерия и её сокурсник и будущий муж Владимир Петросян.

Целый самолёт, на борту которого также мог быть один из переносчиков оспы, развернули прямо в воздухе по пути из Москвы в Париж. Пассажиров без лишних сантиментов отправили туда же — в карантин.

Чтобы вирус не распространился по всему Союзу, генсек СССР Никита Хрущёв распорядился закрыть столицу. Рассказать гражданам о произошедшем и ввести в городе чрезвычайное положение значило заставить их паниковать и бежать из города. Этого, конечно, нельзя было допустить. Операция по оспопрививанию москвичей держалась в строжайшем секрете. Бригады, которые занимались дезинфекцией и изоляцией потенциальных носителей, передвигались в крытых фургонах.

Предпочитали замалчивать не только контекст произошедшего, но и, например, то, что у вакцины были серьёзные побочки. Препарата не хватало, чтобы привить в общей сложности более 10 миллионов человек. Реактивными самолётами резервы доставляли с Дальнего Востока. Подгоняли медиков, чтобы те не слишком рассчитывали на запасы вакцины. Им поручили не ждать у моря погоды, а самим заняться изготовлением вакцины. Как итог — сыворотка получилась не лучшего качества. Об этом пишет врач Владимир Голяховский:

Никаких сообщений в печати и по радио не было — как всегда, правительство держало людей в неведении. Поэтому по Москве ходили слухи, один другого страшней.

<...> Новая беда поджидала вакцинированных людей: загрязнённая сыворотка для вакцины. В спешке массового изготовления не сумели сделать чистую сыворотку. В результате было много осложнений от самой вакцинации. Никто не знал, что это дефект сыворотки, и поэтому впадали в панику от каждого осложнения — может, это оспа?

О масштабах операции узнали спустя годы. Профессор Виктор Зуев, участник тех событий, вспоминал, что вакцинирование против оспы было повальным. Борьба продолжалась 19 дней и закончилась победой СССР — вновь, как когда-то в 1930-х. Но на событиях, развернувшихся в Москве в 1960-м, решили оставить печать «засекречено». До сих пор к части архивных документов закрыт доступ.

Ни одного из врачей, которые участвовали в ликвидации вспышки оспы, не приставили к награде даже после того, как они совершили мировое турне по оспопрививанию. Ведь где, как ни в Советском Союзе, могла родиться идея о всеобщей вакцинации и глобальной победе над вирусом вариола вера.

О маленьких слухах
и большой лжи

В нашем мире много вещей, которые непросто объяснить. Но поиск истины, опоры — естественное стремление человеческой души. Без ясности наша психика не может. И в условиях, когда этой ясности лишают, приходится собирать из разрозненных кусочков пазла единое полотно. Пусть кривое, косое, с нестройным узором.

Эта история принесла много боли близким Алексея Кокорекина. Подробности его личной жизни долгие годы смакуются охотно, с аппетитом. Обе его супруги, его дочь, внуки, — все они пострадали от того количества слухов, сплетен, фантазий, которыми запятнали доброе имя художника. Человека, который тонко чувствовал дух времени, навсегда вписал своё имя в историю Великой Отечественной войны, был предан семье и Родине.

Подвиг врачей неоспорим. Как и неоспорим факт допущенной ошибки, которую, однако, принято упоминать между прочим, мельком. Да и к чему это, если конец истории вроде как счастливый. Ничего не попишешь: лес рубят — щепки летят.

итого

О завезённой в Москву инфекции оспы зимой 1959–1960 гг. долгое время ничего не было известно. Информация о происшествии не публиковалась в официальных источниках. Так власти пытались предотвратить панику и сохранить имидж системы здравоохранения.

1

2

Очерк Александра Мильчакова «Борьба с вариола вера» (1961) и художественное произведение «В город пришла беда» (1966) стали первыми звоночками «гласности». Повесть автор снабдил эпиграфом, в котором заверил читателей-москвичей, что «эти события произошли [с ними] в январе 1960 года» и что «изменены только подлинные имена героев».

Когда Мильчаков опубликовал свою работу, власти не подтвердили и не опровергли написанное им. Но к тому моменту вокруг этой истории москвичи собрали уже полноценную городскую легенду. И, ознакомившись с повестью, укрепились в своих предположениях.

3

Из городской легенды в документалистскую хронику слухи перешли уже в 2000-х с подачи врачей, которые пытались привлечь внимание к своим мемуарам, но ни с самим Алексеем Кокорекиным, ни с его лечащими врачами они никак не взаимодействовали.

4

Медики же, которые на самом деле участвовали в ликвидации вспышки оспы в Москве, а позже многие из них стали участники программы глобальной ликвидации оспы (например, Морозов М. А., Маренникова С. С., Зуев В. А., Акатова-Шелухина Э. М., Гурвич Э. Б., Юмашева М. А. и другие), рассказывали исключительно о своей части работы, не затрагивая подробности личной жизни «нулевого пациента». Потому что, вероятно, и не задавались вопросом о любовницах, брахминах и коврах.

Впоследствии было снято множество документальных фильмов, которые пересказывали одни и те же легенды. Так популярная версия сделалась правдивой, а миф укрепился в общественном сознании.

5

Автор: Анастасия Крицкая