Всё перетрут: пять нижегородцев с редкими профессиями о своих работах

Все мы хотели в детстве быть как минимум артистами с блестящей карьерой, а как максимум — космонавтами. Людьми с незаурядными и редкими карьерами. Некоторые к этому пришли: они не сидят в офисах, не проводят полжизни в метро и за рутинными задачами.

Что вместо этого — рассказывают нижегородцы с небанальными профессиями.

Я с детства любила животных: всегда хотела всё про них знать, потом — связать жизнь. А ещё мне нравилась атмосфера мрачности, готичности.

В 14 лет я узнала о людях, которые обрабатывают зверей после их смерти в эстетических целях — таксидермистах. Среди них есть те, что специализируются на скелетах, черепах. Я стала об этом больше узнавать, а потом попробовала сама. Завертелось.

Обычно я беру работы на заказ. Мне прилетает желание заказчика сделать череп кого-то. Если данного животного у меня сейчас нет в наличии, то остаётся только ждать. Если есть — начинается работа по обработке: долгая, скрупулёзная. В быстром режиме один заказ можно сделать за две недели, но в нормальном темпе на один череп уходит примерно месяц.

В начале пути я была уверена, что родители не поддержат меня — слишком всё специфично. Но ошиблась: когда я принесла свой первый материал (тело животного прим. Ni Mash), они не особо удивились. Новые знакомые и друзья тоже не впечатлены. Или делают вид.

Если не опускаться в кровавые подробности, то всё, что я создаю, — нечто прекрасное: ведь я восстанавливаю существо и даю ему вторую жизнь, навечно сохранив.

Три года назад я скучал и на сайте объявлений искал психолога, чтобы поговорить. Но кого ни находил, никто, кроме одного специалиста, не сбавлял цену. Потом увидел объявление "Слушатель", вдохновился и решил помогать людям, без разницы, заплатят они или нет. Меня очень поддержали родители, сказали, что слышали, как я говорю по телефону и часто советую толковые вещи. Друзья, когда узнали о моём объявлении, похвалили, назвали молодцом.

Те, кого что-то волнует, могут написать мне или позвонить, некоторые просят приехать, чтобы поговорить лично. Как-то даже спросили: "Сколько будет стоить, если я вас попрошу приехать на полдня?" Я ответил, что мне важно помочь человеку, а не заработать.

Единственное, что меня раздражает, — шутники. Некоторые пишут или звонят, чтобы посмеяться надо мной (у Артёма есть незначительные нарушения речи из-за ДЦП прим. Ni Mash). Но за свою жизнь я научился не обращать на таких людей внимания, ведь Земля круглая.

Меня радует, что я делаю самое главное — помогаю. Иногда, конечно, сильно переживаю, вдруг сказал неправильно, посоветовал не то, но когда клиенты пишут, что после разговора всё хотя бы немного наладилось, меня отпускает.

Я клоун уже 13 лет. Мой образ появился на Большой Покровской, и для меня это стало знаком, что персонаж как бы домовой города и у него есть миссия подбирать ключики к сердцам местных жителей. Клоун, родившийся на улице, переживает за весь город, как за родную семью.

Однажды я заметил: стоит что-то сделать бескорыстно, так сразу растёт энергия, на пути появляются толковые люди и ты становишься счастливее. Посещал школы, детские дома, детсады, а однажды руководитель Нижегородского онкологического научного центра обратилась ко мне за помощью. Я впервые устроил праздник для болеющих в стационаре ребят, хотя тогда ещё не знал, как выступать перед теми, кто так рано столкнулся с серьёзными проблемами.

Прежде всего в больницу я беру отличное настроение, ещё чемодан с весёлыми инструментами: от оригами до колец для жонглирования. Сначала провожу в больничном коридоре представление для всех, чтобы увлечь и зарядить смехом. Потом иду по палатам к детишкам, которые долго или тяжело болеют, и стараюсь поднять им настроение. Главное в эти минуты — любовь и внимание. Меня вдохновляет, когда ребята выздоравливают и приходят ко мне на представление в театр. Понимаешь, что в этой счастливой истории есть частичка тебя.

Испанский клоун Джанго Эдвардс говорит: "Чтобы помочь другому человеку, клоун должен сначала одну минуту улыбаться себе в зеркало улыбкой до ушей. А мой учитель Слава Полунин советует заниматься лишь тем, от чего в сердце дзынькает. Это важнейшая работа — дать маленькому человеку понять: всё будет хорошо, без волос можно отлично жить. Я тоже их брею, и дети видят, что это не так страшно, когда клоун снимает шапочку, а под ней лысина.

Эля, парфюмер

Моя нынешняя профессия — плоть от плоти пандемии, в хорошем смысле. Именно в локдаун я вспомнила, что всегда любила парфюмы, пирамиды, шлейфы, а новые реалии как бы намекали, что бизнес должен уметь работать и онлайн, и офлайн.

В один день я смотрела обзор на какой-то аромат и подумала: "А почему бы мне не создать свой бренд". И как бы романтично не выглядела это профессия, в ней много тяжёлой, изматывающей рутины: на мне не только творчество, но и упаковка, отправка заказов, социальные сети, переговоры с поставщиками сырья, сборка заказов. Иногда что-то не получается, конечно, — 20–30 неудачных проб не могут не пробудить внутри злость.

Но среди всего этого есть результат. Мгновение, когда то, что получилось, вышло ровно таким, как я задумывала, сложился баланс и образ, — бесценно. А ещё обратная связь от клиентов и гостей, отзывы от тех, кто посетил мастер-класс, — комплименты людей радуют и поддерживают.

На самом деле это, в первую очередь, бизнес, в который надо вкладывать и вкладывать много. Сырьё для ароматов всё европейское, а это доставка, таможня. И другого пути нет — в России не достать местных ингредиентов. Для парфюмерии нужно не только вдохновение, но доля авантюризма.

Шесть лет назад я работала официанткой, мой бойфренд — установщиком надгробий. На самом деле я мечтала быть бизнесвумен и предлагала открыть общее дело — обкладывать натуральным камнем квартиры. Но мы и фирму не открыли, и расстались. Через три месяца, когда бывший стал предпринимателем с собственной компанией про памятники, пригласил к себе. Я вложила деньги (скопленные со времён, когда пахала на двух работах) в бизнес и как совладелица стала отвечать за приём заказов с бухгалтерией. А два года назад выкупила долю экса.

Сейчас я занимаюсь финансовыми вопросами, закупками, поиском сотрудников, контролем за тремя станками и исками в судах. Скоро у меня командировка в Карелию, одновременно решение вопросов с Казахстаном, где проблемы с гранитом и ценами. Ещё с первым теплом начинается самый сезон. Не похорон — установок оград, памятников и всего, над чем можно работать, только когда земля прогрелась.

За годы работы мне запомнился один заказ — крупный, но интересный. Целый комплекс над могилой одного серьёзного человека, чьё имя называть не буду, за несколько миллионов рублей. Для этого я впервые поехала в Карелию выбирать камень, познакомилась с лучшим в России скульптором, вела переговоры с финскими поставщиками. Мы всё ещё доделываем этот объект, озеленяем. Кстати, до сих пор заказывают памятники в стиле девяностых, последний раз — в прошлом году. Двухметровый толстый камень с пейзажами и портретом в полный рост. А мои коллеги недавно делали монумент с бронзовой статуей криминальному авторитету Вагону.

В самом начале год или два на меня влияла траурная атмосфера работы, было неприятно, тревожно находиться на кладбище. Сейчас нравится моя работа тем, что даёт возможность создавать что-то красивое, придумывать нестандартное, раскрывает как личность. Тем более, когда долго этим занимаешься, всё равно происходит профессиональное выгорание. Смотришь на могилы не как на место, где похоронен человек, а как на объект для работы.